путешествие в Париж

Доброго времени суток! Вчера, сегодня и всегда, мы рады Вас приветствовать на сайте. Информация про путешествие в Париж для читателей и гостей сайта.

Виды вечернего Парижа, экскурсии по его музеям, по достопримечательностям – вот что притягивает сюда людей. Здесь отдыхают путешественники из многих стран, разных интересов, желающие познакомиться с шедеврами французской культуры, поэзии, кухни. Некоторых, возможно, впечатлит образ жизни французов. Они такие беззаботные, как кажется со стороны, такие веселые и ценящие юмор , что , общаясь с ними, получаешь всегда заряд хорошего настроения.

Даже классики революционной российской поэзии не обошли без внимания этот город.

Маяковский-

ВЕРЛЕН И СЕЗАН
Я стукаюсь
о стол,
о шкафа острия —
четыре метра ежедневно мерь.
Мне тесно здесь
в отеле Istria —
на коротышке
rue Campagne — Premiere.
Мне жмет.
Парижская жизнь не про нас —
в бульвары
тоску рассыпай.

Направо от нас —
Boulevard Montparnasse,
налево —
Boulevard Raspail.
Хожу и хожу,
не щадя каблука,-
хожу
и ночь и день я,-
хожу трафаретным поэтом, пока
в глазах
не встанут виденья.

Туман — парикмахер,
он делает гениев —
загримировал
одного
бородой —
Добрый вечер, m-r Тургенев.

Добрый вечер, m-me Виардо.
Пошел:
“За что боролись?
А Рудин?..

А вы,
именье
возьми подпальни…”
Мне
их разговор эмигрантский
нуден,
и юркаю
в кафе от скульни.
Да.
Это он,
вот эта сова —
не тронул
великого
тлен.

Приподнял шляпу:
“Comment ca va,
cher camarade Verlaine?”
Откуда вас знаю?
Вас знают все.

И вот
довелось состукаться.
Лет сорок
вы тянете
свой абсент
из тысячи репродукций.

Я раньше
вас
почти не читал,
а нынче —
вышло из моды,-
и рад бы прочесть —
не поймешь ни черта:
по-русски дрянь,-
переводы.

Не злитесь,-
со мной,
должно быть, и вы
знакомы
лишь понаслышке.

Поговорим
о пустяках путевых,
о нашинском ремеслишке.
Теперь
плохие стихи —
труха.

Хороший —
себе дороже.
С хорошим
и я б
свои потроха
сложил
под забором
тоже.

Бумаги
гладь
облевывая
пером,
концом губы —
поэт,
как б—- рублевая,
живет
с словцом любым.

Я жизнь
отдать
за сегодня
рад.
Какая это громада!

Вы чуете
слово —
пролетариат? —
ему
грандиозное надо.

Из кожи
надо
вылазить тут,
а нас —
к журнальчикам
премией.
Когда ж поймут,
что поэзия —
труд,
что место нужно
и время ей.

“Лицом к деревне”-
заданье дано,-
за гусли,
поэты-други!

Поймите ж —
лицо у меня
одно —
оно лицо,
а не флюгер.

А тут и ГУС
отверзает уста:
вопрос не решен.
“Который?
Поэт?

Так ведь это ж —
просто кустарь,
простой кустарь,
без мотора”.

Перо
такому
в язык вонзи,
прибей
к векам кунсткамер.
Ты врешь.
Еще
не найден бензин,
что движет
сердец кусками.

Идею
нельзя
замешать на воде.

В воде
отсыреет идейка.
Поэт
никогда
и не жил без идей.

Что я —
попугай?
индейка?

К рабочему
надо
идти серьезней —
недооценили их мы.
Поэты,
покайтесь,
пока не поздно,
во всех
отглагольных рифмах.

У нас
поэт
событья берет —
спишет
вчерашний гул,
а надо
рваться
в завтра,
вперед,
чтоб брюки
трещали
в шагу.

В садах коммуны
вспомнят о барде —
какие
птицы
зальются им?

Что
будет
с веток
товарищ Вардин
рассвистывать
свои резолюции?!

За глотку возьмем.
“Теперь поори,
несбитая быта морда!”
И вижу,
зависть
зажглась и горит
в глазах
моего натюрморта.

И каплет
с Верлена
в стакан слеза.
Он весь —
как зуб на сверле.

Тут
к нам
подходит
Поль Сезан:

“Я
так
напишу вас, Верлен”.
Он пишет.

Смотрю,
как краска свежа.
Monsieur,
простите вы меня,
у нас
старикам,
как под хвост вожжа,
бывало
от вашего имени.

Бывало —
сезон,
наш бог — Ван-Гог,
другой сезон —
Сезан.

Теперь
ушли от искусства
вбок —
не краску любят,
а сан.

Птенцы —
у них
молоко на губах,-
а с детства
к смирению падки.
Большущее имя взяли
АХРР,
а чешут
ответственным
пятки.

Небось
не напишут
мой портрет,-
не трут
понапрасну
кисти.

Ведь то же
лицо как будто,-
ан нет,
рисуют
кто поцекистей.
Сезан
остановился на линии,

и весь
размерсился — тронутый.
Париж,
фиолетовый,

Париж в анилине,
вставал
за окном “Ротонды”.

1925